— Хороший нож, удобный острый. Сам делал?
— Сам, — ответил Палыч, — еще в финскую. Вот с тех пор с ним не расстаюсь. Тогда так же холодно было…
— Да. Хороший нож. Ладно, пойду я. Держи, Палыч, зайца, с мужиками приготовите. На суп он не очень, постный, но тушить самое то.
Месяц уже зашел за облака когда Виктор пошел домой, скрипя снегом по заметенным улицам ночного хутора, натыкаясь впотьмах на заборы и влезая в сугробы. А Палыч все стоял, задумчиво смотря ему в вслед и что-то тихо бормоча себе под нос.
Над аэродромом темно и так будет долго. Солнце еще не взошло, но низкие облака и изредка срывающийся снег говорили о том, что погоды, скорее всего не будет.
— И зачем было будить в такую рань, — злобно шипел Игорь, выпрыгивая из полуторки. — Ведь ясно же, что погоды не будет. Дали бы выспаться по-человечески…
— Точно, — поддержал его Вахтанг, — вчэра просидели весь день в землянке, зачем?
— Разговорчики! — обрезал нытье Шубин. — Все вам языками чесать. Идите, тута, занимайтесь…
Летчики, проваливаясь по выпавшему за ночь снегу, пошли к самолетам. Мимо, оставляя за собой относительно чистое пространство, протарахтел трактор с прикрепленным отвалом, БАО включился в работу по очистке взлетной полосы. На стоянке механики орудовали лопатами, очищая стоянки и рулежные дорожки. Палыч, весь мокрый от работы, с красным лицом, отрапортовал о готовности самолета к полету. В руках при этом, словно знамя, он держал снеговую лопату.
"Вот вредная, зараза, — чертыхнулся про себя Виктор, — вот не может без фокусов".
Он пошел проверять. Обошел самолет, осмотрел, посидел в кабине. Все было нормально, двигатель прогрет, баки полные. Бери и лети. Палыч, пыхтя словно паровоз, все еще вяло ковырялся в снегу. Стало немного светлее, но мороз не ослабевал, пощипывая лицо, норовя забраться внутрь мехового комбинезона. Решив немного согреться, он забрал у техника лопату и принялся за работу. Снег словно попятился от натиска сильного молодого тела, лопата мелькала в руках, разбрасывая легкую белую массу. Виктор сразу вспомнил свою армию, длинную дорогу в их части, ежеутренний псевдо-моцион с лопатами и скребками. Тогда снег был врагом, он ненавидел его всей душой, а работа по уборке была противной обязанностью. Сейчас, то же самое, приносило только удовольствие…
Снова набились в землянку, растопили печку. В землянке полумрак, света от печки и коптилки мало, поэтому отчетливо видно мерцание папиросных огоньков. Летчики молчали, кто задумался о своем, кто курил, Виктор же решил "добрать". После ночной охоты спать хотелось неимоверно, он приткнулся в углу и сразу провалился в сон. Разбудил его Шубин.
— Вставайте, тетери, устроили, тута, лежбище морских котиков, — лицо комэска прямо таки лучилось оптимизмом и энергией, сонному Виктору это не нравилось. — Давай, Саблин, поторапливайся, со мной полетишь, чтоб знал, тута, как по ночам шляться…
Однако их вылет не заладился, низкая облачность и метель на маршруте обусловили отвратительную видимость. Пришлось возвращаться и лететь снова. Через четыре часа снегопад закончился, облачность поднялась, а небо прояснилось и посветлело, когда два МиГа снова оторвались от снежной полосы.
И вновь полет над белой землей. Под крылом проплывают затихшие деревеньки, ни единой души на улице, только дым из труб показывает, что там еще есть жизнь.
Под Марьевкой их обстреляли "эрликоны". Может немцы ошиблись с определением расстояния, а может специально отгоняли издалека, но внезапно, недалеко от МиГов, выросла стена из маленьких вспышек разрывов. Пришлось уйти за облака, обходя опасный район… На обратном пути, неподалеку о линии фронта, Виктор увидел какую-то странную лишнюю тень, пересекавшую их курс. Приглядевшись, он увидел пролетающий ниже одиночный самолет.
— Видишь? — раздался в наушниках хрипловатый голос командира. — Это "костыль". Сейчас пусть немного пройдет, а потом падай за ним и сзади-снизу атакуй. Я прикрою.
Виктор потянул ручку, сваливая машину в пике, провалившись чуть ниже немца, выровнял самолет и устремился по вдогонку врагу, быстро его настигая. Вражеский корректировщик Хш-126, прозванный на фронте "костылем", стремительно рос в прицеле. Виктор понял, что его увидели, когда пулемет стрелка развернулся в его сторону, однако немцы пока не маневрировали, выжидая, пока истребитель приблизится…
В наушниках, сквозь треск помех, раздался спокойный голос Шубина. — Ближе, ближе подходи, заходи снизу и в упор, тута, его бей.
— Как же в упор? — подумал Виктор. — Они же меня видят, сразу увернутся, ведь моя скорость выше раза в два. Надо сейчас бить…
Он прикинул дистанцию, до врага было метров четыреста, однако расстояние быстро сокращалось, увидев, что "хеншель" собирается довернуть вправо, а пулемет стрелка озарился вспышками, он быстро вынес упреждение и нажал на гашетки. Самолет мелко задрожал, выплевывая килограммы свинца, запах сгоревшего пороха проникал в кабину, моментально выдуваясь в открытый фонарь. К его удивлению он попал. Очередь легла точно в мотор и фюзеляж, начавшего поворот врага. "Костыль" сразу вспыхнул и, продолжая начатый маневр, устремился к земле. От него отделилась черная точка, забелело пятнышко парашюта. Обреченная машина прочертила короткую черную дугу и рухнула в поле, оставляя на месте своей гибели чадный столб дыма.
Обратно, Виктор в буквальном смысле, летел как на крыльях, эмоции переполняли его и мир казался прекрасным. Его не мучила совесть, что среди горящих обломков "хеншеля" валяется убитый им немецкий летчик, а второй лежит неподвижно, среди заснеженной степи. На их судьбу ему было плевать. Он даже не думал, что эту победу ему фактически подарил ведущий – Шубин. Он был счастлив, считая себя непобедимым. Потому что сегодня он сам сбил врага!